music

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » music » Стихи » Понравившиеся рассказы


Понравившиеся рассказы

Сообщений 1 страница 12 из 12

1

Здравствуйте, меня зовут Антон. Мне восемнадцать лет, живу в славном городе Липецке. У меня прекрасная семья.
Мама – красавица, умница, очень целеустремленная женщина. Жаль, что мы с ней давно не общаемся. Года два, если мне не изменяет память. Но я ее все равно очень люблю.
Папа… Замечательный человек, добрый, понимающий и отзывчивый. У него ясные, светящиеся нежностью глаза и крепкие мозолистые руки. Его я тоже очень люблю. Но, к сожалению, я видел его лишь на фотографиях.
А еще у меня есть любимый человек. Его зовут Тимур, он мой ровесник. Мы с ним знакомы уже два года. Какая у него внешность? Его можно описать одним словом: бархатный. У него бархатные, ласковые карие глаза, бархатные каштановые волосы, сейчас собранные в тугой хвост на затылке, бархатная смуглая кожа и бархатный успокаивающий голос. Мы любим друг друга. А еще, по секрету, его имя очень приятно мурлыкать.
И я счастлив.
Сегодня мы впервые за долгое время выходим на улицу. Я еду, а Тимур идет позади.
Верхний парк… я раньше здесь часто гулял со своими одноклассниками. Что мне здесь нравится больше всего, так это широченная центральная аллея, выложенная из красивых узорных плиток. Правда, ехать неудобно, но это ведь ерунда, раз вокруг такая красота! Сейчас начало мая, и деревья покрыты не листвой, а нежно-зеленой дымкой. По обе стороны от нас удобные каменные скамейки, а по левую руку расположен небольшой парк развлечений.
Как же жарко! Но я все равно еду в цветастой вязаной шапочке, как у брейкдансеров. Тимка сам ее сделал. А я так смеялся, пока он пытался не запутаться в спицах и нитках. Как-то раз у него волосы вплелись в ткань (задумался, наверное), и мы, веселясь, высвобождали хвостик Тима. К сожалению, пришлось распустить практически половину выполненной работы, но Тимур с завидным упорством продолжал разбираться в бесконечных петельках и узелках. С тех пор я хожу в этой шапочке. И я счастлив. По-настоящему, по-идиотски, по-детски счастлив.
Мы еще долго гуляем. Тимка иногда тормозит меня, чтобы поцеловать, то в макушку, то в лоб, то в нос, но потом мы снова продолжаем нашу прогулку.
Так тихо и так спокойно, и поэтому так необычно. Ветер еле слышно шелестит молодой листвой, вдалеке слышен звонкий детский смех, но тут все волшебство момента портит старая бабка, похожая на ведьму. Хотя, нет. Она еще больше добавляет сказочности атмосфере.
- Наркоманы чертовы, везде они шастают, - бурчит скрючившаяся старушка, и я слышу, как Тимка сжимает руки в кулаки до хруста костей.
Не надо, милый, не волнуйся, все хорошо, я же счастлив.
А вы, бабуля! Вроде бы не молодая и не глупая, но все равно не понимаете, что чтобы улыбаться, не нужны никакие запрещенные препараты. А те синяки, что вы заметили на внутренней стороне моих рук – это не для счастья, уж поверьте.
Я все так же еду, а Тим идет позади. Аллея кажется бесконечной. Это так успокаивает. И меня, и Тимура.
- Тош, хочешь, я тебе водички куплю? – Тимур вдруг обходит меня спереди и наклоняется к самому лицу, ища там ответ.
- Давай, - я улыбаюсь, а Тимка легко касается губами моих губ. Это он прощается, хотя и отходит всего на секунду.
Я вижу, как в мою сторону кидает завистливый взгляд какая-то размалеванная девочка, сидящая на ближайшей лавке. А я улыбаюсь ей потрескавшимися губами. Да, Тимка у меня красивый. Но, милая, тебе он не светит.
Однажды я его спросил: если бы у него был выбор, встретился бы он со мной, полюбил бы. И тогда Тимур в первый и последний раз посмотрел на меня, как на прокаженного, а потом ушел. Минут на двадцать, но я все равно очень переживал. Сказать такую глупость человеку, который заботится о тебе, как никто другой, было подло. Он тратит все свои силы и деньги на меня, прячет свою красоту за безразмерными рубашками и страшными джинсами, потому что заработка едва хватает на еду и на лечение, а я посмел сказать ему такое. Я чувствовал себя неблагодарной сволочью. Так что, как только Тимур, выпустив свой гнев, вернулся, я сразу же стал извиняться. Это была наша единственная ссора.
О, мой любимый уже возвратился с бутылкой минералки. Мы двигаемся дальше. Похоже, Тимур решил посидеть на лавочке. Я не против.
Я уже сижу. Тимка аккуратно поит меня водой из бутылки, затем садится передо мной на корточки, обнимает за колени и кладет на них голову. Как приятно: тяжесть чужого тела, его тепло. Я счастлив.
Но тут я чувствую что-то горячее, даже через брюки, и это точно не его дыхание.
- Тимка, ну что ты… Не плачь, пожалуйста… - я с грустной улыбкой провожу рукой по его шелковистым волосам, пытаясь успокоить любимого. Краем глаза замечаю, как уродливо смотрятся мои пальцы, похожие на паучьи лапы, на его шикарной шевелюре. Но убрать руку сил уже нет.
Тимка у меня сильный. Это первый раз, когда он плачет. Тихо, без стонов и криков. Просто слезы покатились из глаз. Просто по-другому нельзя.
Он поднимает голову с моих колен и с извиняющейся улыбкой смотрит мне прямо в глаза. А по щекам все равно текут слезы.
- Тим, пожалуйста, не надо… а то я тоже буду плакать. Ну, Тимка…
Тимур резким движением вытирает мокрые щеки и старается мне улыбнуться. Ну зачем, глупый, это же больно. После слез всегда больно улыбаться, и поэтому получается лишь кривоватая ухмылка с привкусом горечи.
- Хочешь чего-нибудь? – заботливо спрашивает он.
Хочется дерзко ответить: «Тебя», - но я просто качаю головой. Мне ничего не надо: ты рядом, и я счастлив.
- Да ладно! Я все сделаю, - он смеется. Я готов слушать его смех бесконечно.
- Ну раз на все, то свяжи мне варежки. Ко Дню Рождения. Но только, чтобы к шапке подходили, - пригрозил я пальцем.
Тимур надрывно смеется, потому что все понимает.
- Конечно! Будешь зимой в них ходить! – он опять присаживается передо мной на корточки и тянется за поцелуем. Не нужно больше слов, ты прав, родной.
Я его люблю. Больше всех. Люблю всем сердцем, всей душой. Я счастлив, я так счастлив, что хочется прыгать, кричать и петь! Но…
Я в мае в шапке, потому что у меня больше нет волос.
Сегодня я был последний раз в своей жизни на улице.
Я не могу ходить, и поэтому меня везет на инвалидном кресле мой любимый.
У меня все руки в синяках, потому что они не успевают зажить после постоянных уколов.
Меня бросила мать, как только узнала, что я неизлечимо болен.
Я никогда не получу в подарок связанные Тимкой варежки, никогда не надену их зимой.
Через месяц мой День Рождения, и я до него не доживу.
Мне восемнадцать лет, я болен раком.
Но я, мать вашу, СЧАСТЛИВ!

2

Он проснулся, но долго не мог открыть глаза. Блаженство мягкой пастели не отпускало его. Свежесть простыней, тепло одеял и мягкость подушки возвращало его в уют материнского чрева. Но схваткам суждено было начаться.
-Вставай, мой милый – мама, как всегда радушно приветствовала его пробуждение.
-Fuck!!! Мир - отстой. Опять в школу. Там эти отсталые фашисты и тупые недоумки. SUX!!! Но со школы начнется твой день. А сегодня очень важно не пропустить день. Вечером сходка, а там она. Такая непонятная. Такая красивая, милая. Боже, я точно ее люблю. – Размышления привели его к логичному выводу: пора открыть глаза.
Он встал, и его голову тут же пронзила головная боль. Дешевое пиво надолго осело в стонущих клетках головного мозга. Все плыло, в висках стучало. Мир разваливался на отдельные картинки. Осознание реальности приходило постепенно.
Ванная… Зеркало… Вот FUCK!!!
«Вчера сделали Kidы мне вторую дырку в губе.» Она опухла… Как только он нажал на участок кожи вокруг новой серьги, сразу же излилась порядочная порция гноя. Боль пронзила всю верхнюю часть его тела. Надавливания продолжались до тех пор, пока вместо гноя не потекла кровь. Опухоль явно уменьшилась. Приблизившись к зеркалу он обнаружил что сережка закована засохшей лимфой. Выглядело отвратительно. Отковыряв сопутствующие пирсингу органические продукты от губы, он умылся, расчесался и начал одеваться.
Черная рубашка с короткими рукавами была хорошо постирана и отглажена. В каждом волокне этой вещи был заложен идеал. И заложен он был не на фабрике «Vans» в Южной части Индии, а в соседней комнате. Мама всегда старалась, чтоб Антон выглядел хорошо.
Он небрежно снял рубашку с вешалки и с легкостью накинул на тонкое и изящное тело, прикрепил пару новых значков на большую квадратную сумку, в ней было всего две тетради, которые заполнялись случайными предметами (теми на которых приходилось писать), узкие джинсы и тапки заняли свое место… Выбегая из дома он слышал, как отец кричит.
-Когда он станет мужчиной? Ты видела, он опять проткнул себе лицо! Это все ты! Ты сделала из моего сына девочку…
Ему было все равно на крики отца. Он привык. Но мысли о матери, которая выслушивает старого консерватора, заставили его сердце сжаться.
Альтернативные исполнители в ушах перенесли его из двора дома до станции метро. Толпа… Как давно он не замечает ее… Они глазеют на это мрачное лицо спрятанное за челкой. Он в себе. Мысли о ней, Нежно сжимают его душу. Розовая нежность течет по каждой вене, по каждому капилляру, проходит сквозь все его рецепторы и доходя до мозга создает множество образов. Невинные глазки, пробивающиеся голубым блеском сквозь темень рваной челки, игривая улыбка, фиолетовые колготки, облегающая блузка. Приятная волна спустилась по его торсу вниз. Вид двери частного лицея вернул его с небес.
Ученики, здесь были разношерстны, больше походило на американскую школу. Степень общественного признания определялась принадлежностью к определенной касте. Качки, клаберы, гламурщицы, рэйперы – все они унижали ботанов, неудачников и конечно же его – ЭМО. Это страшное клеймо, но он сам выбрал его для себя.
Он зашел в класс. Первый урок был литературой. Антон был удивлен. Конечно же он опоздал. Татьяна Геннадьевна строго осмотрела его. Этот взгляд заткнул его рот, не дав выйти извинениям и оправданиям.
-Садитесь, Савельев.
Он прошел и сел за третью парту рядом со своим единственным другом.
- Мы тут пытаемся дать характеристику Булгаковскуму дьяволу, вы кажется с ним как то связаны. Может вы и попробуете первым.
Класс смеялся целую минуту. Это очень не много. Но в такие моменты остро чувствуешь, что восприятие времени может сильно изменяться. Вначале на него стало наступать отчаяние и раздражение, но затем стало просто все равно. И сейчас мысли о ней помогли.
Смех стих, под взглядом преподавателя, который указывал на то, что бичеваний пока достаточно.
- Я считаю, что Дьявол у Булгакова не является концентрацией мирового зла, как в религиозных писаниях и у авторов средневековья. Булгаков представил его, как личность со своими интересами и с наличием определенной морали.
Антон читал эту книгу год назад.
-Антон, вы образованны и умны. Мне жаль терять вас. Вы портитесь. И вы попали не в ту компанию.
-По-моему компанию, я имею право выбрать сам! - Лицо его стало суровым. Он убрал челку, чтоб видеть ее реакцию в полной мере.
-Да можете, но пока вы несовершеннолетний ваши родители имеют право знать, что их сын гуляет по городу со странными людьми и распивает алкогольные напитки.
-С чего вы….
-Да, я иногда гуляю по Арбату и у меня есть глаза. – Перебила она его. –Как ваша классная я прошу явиться завтра ваших родителей в школу.
Он падал, падал в бездонную черную пропасть. Там было темно, но вокруг метались образы кричащего отца, плачущей матери, взгляды их обоих. Он заранее сам решил поставить на себе крест.
На перемене никто не говори с ним. Его «друг» был занят флиртом с какой-то простушкой. Он достал телефон и написал SMS ей. И это было страшнее, чем идти сейчас домой.
К нему приблизился местный качек-клабер и всеобщий  любимчик Артем (Арчи) и отпустил незамысловатую шуточку по поводу его везения и ориентации. Компания наполнилась неискренним злобным смехом. «Что можно сделать с толпой?» Но сегодня его это не волновало. Он ждал ответа.
Ответ пришел. Он был веселый с большим количеством смайлов. Обычное содержание исходящего, от такой девочки, SMS. Основная смысловая нагрузка заключалась в согласии придти на сходку этим вечером. Он был несказанно рад, эйфория от приближающегося момента счастья зарядила его на оставшиеся 3 урока.
После уроков он слонялся по городу и ждал встречи со своими, домой идти было нельзя. Туда уже скорее всего позвонили… Ходил и думал о ней, о их первой встрече…
Глава 2
Такая невинная и смущенная пришла она в его компанию. Розовые макасины, взбитая, как крем для торта юбка на сетке, легкий аромат I Love love. Этот запах навеки связан теперь с ее образом.
Раздумья незаметно привели его в намеченное время к заветному месту. Конечно же он пришел первым. Еще должен был подойти Travis, Bat и Она.
Приходит назначенный час.. еще 5 минут. Еще 10!!!
«Нет! Стерва, как она могла! Я ненавижу тебя! Не может быть. Я же люблю тебя! Зачем? зачем бросала игривые взгляды? Зачем ворожила меня свои кокетством? К чему были эти ночные разговоры по телефону?» Подавленность полностью захлестнула Антона, как никогда.
Алиса шла в обнимку с Travis-ом. Bat видимо и не должна была придти.
Он постарался сдержать себя и поздоровался с новоиспеченной парой. Конечно же последовали вопросы, типа что такой грустный, но он отмолчался и они продолжили путь Они двинулись по мостовой к дороге. Спускаясь по ступенькам, Антон считал их, так как не знал чем еще занять свой кипящий мозг. С другой стороны дороги кто то прокричал: «Эмо SUX!!!». «Только этого не хватало. Ну может они хоть побьют меня или Travis-a. Тупой позер!!!» На другой стороне стоял длинноволосый скейтер в кепке с заметной анти эмовской нашивкой. Кипящий мозг, нашел решение: «надо узнать, что между ними!!!». Анти приближался пристально смотря ехидной улыбкой. Поравнялись прямо на дороге. Kid-ы ожидали какого ни будь фокуса от потенциального врага. Антон не выдержал и спросил, безнадежно смотря на Алису (Анти его явно не волновал): «А у вас с Travis-ом…» Резкий удар в плечо.
Он очнулся на земле скейтер лежал на нем.
-Ты что творишь?
-Тачка…
Полностью духовно разбитый Kid посмотрел направо. Алиса и Travis испуганно смотрели вслед удаляющейся черной девятке. «Ебанутый осел!!!», в гневе заорал эмонелюбивый, не слезая со своего товарища по - несчастью.
Девятка с визгом остановилась, прямо на дороге, и из нее вышел лысый и бледный молодой человек, который немедля открыл багажник и без малейшей эмоции стал в нем рыться и чем-то щелкать.
Глава 3
Он проснулся и сразу же встал. Долго валяться ему не нравилось. Готовность принести жертву в форме ранней лекции на алтарь здорового пробуждения всегда дарила ему желаемые результаты. Он оделся во что попало - что выглядело менее мятым. Но для завершения ритуала сотворения хорошего утреннего настроения ему еще предстояло сварить кофе и выпить его, мешая с сигаретным дымом на балконе.
Никотин перемешался с кофеином и вредоносный состав, пройдя по измотанным сосудам добрался до мозга. Спокойствие, умиротворение, ритуал. Курил Сережа часто.
Сигареты его успокаивали. Забитый холерик превратился в существо скрывающее свои эмоции, а если быть точнее, то подавляющий их внутри себя на корню. А это не всегда просто, для чего и нужны сигареты. Но не смотря на наличие моральной инвалидности недееспособным он не являлся. У него тоже в сердце жила Она, уже шесть месяцев, как они неразлучны, а чувства все те же. «Стабильность – вот истинная ценность в отношениях». И Сергей стабильно собирался придти к ней после института.
Лениво подойдя к зеркалу и осмотрев лицо на наличие больших прыщей, их как раз сегодня не было. Смочил лицо, намазал зубы пастой, запил старой доброй Coca-Colla-й, и выскочил из дома. «Черт. Воняет» Зашел обратно побрызгал ******************. ******************* Вышел. На улице +27. «Опять ведь завоняет, а вечером к ней – не дело!» Зашел, взял старый добрый GiLLeTTe. Ушел окончательно.
В ушах чайноворот из D&B, Punk Rock-а и.т.д. Метро, все мысли о сессии, о планах на лето, о грядущих счастливых деньках с Ней.
Институт – место поликультурное. Терпеть приходится всех. Но издеваться черным юмором можно над всеми тоже.
Их там была целая шайка: экстрималов - антиэмо нигилистов с чувством юмора. Смесь ядерная. Уже не раз беднягам эмо приходилось сдирать плакаты со стен ВУЗа с красивыми рисунками и смысловым содержанием, вроде: «If you cry-you mast die».
Кто знает, чем вызвана была их ненависть? Может боязнью стать эмо, может обидой за «украденные» частички стайла. А может даже из-за того, что они «слабее». Кого-то из них даже бросила девушка-эмо за то, что он был не
ЭМОционален, а точнее полным моральным недоноском, без чувств.
Завалив очередной зачет и втихомолку постебав препода, они двинулись делать многозначительное «ничего». По орали на кучки эмо-Kid-ов, приобрели очередные напульсники Анти и малость пошлявшись по BOARDSHOP-ам , разделились. Компашка пошла кататься, а Сережа отделился и направился к своей Единственной, за что тоже был подвергнут инквизиторскому глуму.
Он шел, настроение еще было приподнятое и задорное. Подходя к светофору, логично располагавшимся близь зебры, он обратил внимание на трех «эмо – уродов», которые спускались по ступеням к дороге. Сил промолчать не нашлось: «Эмо SUX», прокричал он, и испытал глубокое моральное удовлетворение. Затем глуминатор направился прямо им навстречу, стараясь держаться как можно ближе к Kid-ам и сохроняя на лице довольную улыбку.
События одной секунды:
«Вот урод…» Звук двигателя работающего на полую мощь привлек сознание Сергея. «Сигнала нет, свет зеленый, что за…» Обернувшись направо, скейтер обнаружил, что в двух метрах от него «Лада» 9-ой модели неизбежно приближалась с высокой скоростью.
Рефлекторный скачок вперед и вот он уже на эмо.
-Ты что творишь?
-Тачка…
«Даааа - тачка, а чем думает водила?»
Еще мнгновение на раздумье:
«Ебанутый осел!!!»
Машина остановилась прямо посреди дороги. Водитель вышел, подошел к багажнику и стал что-то усердно собирать. «Этого» совершенно не было видно, так как он стоял к молодым людям спиной, закрывая обзор внутренностей багажника.
Глава 4
Вечер. Однокомнатная хрущевка. Он лежал на раскладушке и смотрел в серую, неосвещенную стену. Провел рукой по лысому черепу и снова стал размышлять о предстоящем дне: «Откуда еще можно взять деньги? Нет, план конечно идеальный, но вдруг он опять покинет меня?». Взглянул себе в душу. Пустота.
Грудь пронзило желанием. «Нет! Не хочу, сколько еще можно? Не надо больше этого!» Лежал еще час, желание не отступало. Хотелось, как кислорода на дне озера. Желание стало перерастать в боль. Судороги . «Ладно, я опять проиграл. И плевать! Катись оно все… Но где же Он? Куда
Он пропал?» . Встал. Худое тело было покрыто лишь изношенными до дыр не свежими боксами. Дошел до кухни попил из крана. Кран капал, и вода непрестанно билась о жесть раковины, но его это не раздражало, как и другие звуки отчаяния в этой квартире. Сел на табуретку, решил еще немного побороться. Позвонил телефон.
-Ты как?
-Нормально.
-Как учеба?
-Все хорошо.
-Девушка есть, мать внуков уже хочет!
Накрыло желанием. Все, терпеть было невозможно.
-Слушай, мне надо идти.
-Ты звони уж иногда. Ато 3 месяца не слуху - не духу.
Как с деньгами? Хватит на пятый курс?
-Да, пап, все хорошо, пока.
-Ну ладно, сынок, ты помни, что мы любим тебя.
-Ага.
Трубка заняла свое обыкновенное место, а Игорь судорожно начал разбирать еще советский вечно скрипящий паркет. На дне образовавшегося от недостатка дощечек углубления лежал прозрачный пакет, в нем была аккуратно сложенная бумажка. «Всего одна осталась!»-угрюмо заметил заядлый героинщик.
Ложка. Зажигалка. «Где шприцы?». Шел домой под действием наркотика - центральная нервная система не в состоянии была оценить ситуацию и выдать на обсуждение рассудку идею о приобретении шприцов. Судорожные попытки найти средство доставить наркотик до головного мозга перенесло содержимое всех ящиков на пол. Игорь осознал, что его пустая серая комната теперь еще покрыта хаосом из малочисленных вещей, которые не удалось продать. Он сконцентрировался. «Шприц – Укол – Вчера кололся – Шприц – мусорное ведро.» Струя воды из под крана заполнила окровавленный шприц. После стерилизационных операций от посудамойщицы наркоман достиг желаемой цели. Набор собран. Беленький порошкообразный враг рассудка был перенесен из бумажки в ложку, маленький огонек заиграл, как и жадные глаза, смотрящие на процесс плавки... Шприц, жгут, кровяной взрыв внутри пластикового орудия.
Он лежал и не думал не о чем. Блаженство полностью заполнило его. Под утро стали приходить мысли о родных. О яме, ко дну которой он прижимается. О Алине, которая ушла домой за деньгами на кокаин… Тогда все еще было не серьезно. … И не вернулась, а на звонки домой отвечал суровый отец, который ненавящево объяснил, что его дочка не придет больше никогда в такую компанию. Тогда было весело. Тогда он еще помнил, что такое любовь. Но год на героине убил в нем все человеческое, но подарил ему Его. Хозяин побудил продать квартиру, умершей бабушки и переселиться в это логово, потратить накопления родителей на 4,5 курс учебы.. Уйти из ВУЗа… Дурман постепенно рассеивался. Сквозь плотною занавеску пробивались лучи и было ясно, солнце успело встать и сильно накрениться в сторону заката.
-Здравствуй, Игорь.
-Здравствуй… Он не знал как назвать Это, ангел-хранитель, демон, дух. Психиатр назвал его следствием действия психотропов и раздвоением личности, на этом попытки избавиться от Него прекратились. Это заменяло ему рассудок и открывало в нем новые возможности, которые никак не были связаны с человечностью. Во время «прихода» (время самых ярких ощущений от наркотика) он никогда не являлся. Но он не только наставлял Игоря, он мог посеять в нем страшные чувства при недовольстве. Если смешать ярость, подавленность и душевные терзания от первой несчастной любви, то получится что - то немного приближенное к этому. Откровенно звериное состояние, когда хочется уничтожить все вокруг себя вместе с собой. Так что приходилось выполнять все наставленьческие приказы. В этот раз Дух решил заставить Игоря ограбить инкассатор. Подробный план появился в голове мгновенно. И под давлением приходилось его исполнять. У «кореша» по службе, который теперь был неслабым мафиозником был приобретен АК-47, 15 магазинов к нему и 3 гранаты.
-Пришло время.
-Но еще не все готово…
Чувство стало приходить…
-Хорошо, Хозяин.
С серьезными намерениями он встал с раскладушки и открыл шкаф, расстегнул молнию на спортивной сумке. Арсенал был на месте. Взял сумку, Оделся в какие-то лохмотья. вышел на улицу. Разбил локтем стекло припаркованной девятки. Он давно знал, что сигнализация у соседа плохая и не сработает. Сбил ногой кусок пластика разделяющий салон и провода зажигания. Завел. Силой крутанул руль и сломал на нем блокиратор. В голове перебирались все детали плана. Хозяин молчал…
17.50. «Инкассатор будет на ****** в 18.00» Он сильно гнал, служащие ГАИ напрасно размешивали воздух своими палочками.
17.55. Припарковался. Переложил сумку на сидение пассажира.
18.15. Его нет. Они сменили маршрут. Убрал сумку в багажник. «Пусть лежит подальше.»
«Ты ничего не можешь сделать. Идиот.» - Хозяин явно был недоволен.
Чувство накрыло как никогда. Он горел. Трясло. Ломка ничто по сравнению с этим. Газ в пол. Машина неслась навстречу неизвестности со скоростью не менее 100.
Подростки впереди. Ярость. «Плевать. Пускай сдохнут.» Увернулись.
-Ёбаный осел!!!
-Сами напросились.
Открыл багажник. Вышел. Расстегнул сумку. Магазин не вставлен. Вставил. Развернулся.
Женский крик. Навел мушку на девчонку. «Черт!!!» . Отдача сильная. Отвык - после армии не стрелял. «Вроде упала.» Один повернулся и быстро убежал. Не попал. Двое в это время спрятались за бетонную стенку высотой в метр, что стояли по бокам от лестницы. «Плевать добью мелкую.» Худенькое тело лежало на земле как листок бумаги. Попасть было сложно. Двое выбежали и стали затаскивать девушку. Попал в одного, сразу перевел мушку на другого. Выстрел. Все трое исчезли. Продолжал заградительный огонь по бетонной стенке.
Глава 5
Алиса увидела огонь вырывающийся из ствола и в панике закричала. Бедро пронзило острой болью. Она упала и потеряла сознание.
Сережа вскочил со своего нового знакомого, и сам не зная зачем и почему, взял его за руку и затащил за плиту. Он в шоке прислонился к плите и достал сигарету. Слева, в пятидесяти метрах, по улице бежал второй kid. Он сделал затяжку и с иронией произнес: Никогда не видел чтоб эмо так бегали.
-Алиса? Где она? Антон постепенно оправился от шока.
Приятель Антона быстро удалялся. Пули перестали гнаться за ним и застучали по асфальту за их спиной. Сергей выглянул из за их бетонного укрытия и увидел маленькую девочку, он только сейчас обратил внимание на нее. Его привлекла лужица крови под ней. Он убрал голову обратно и неестественно серьезным, для него голосом произнес: «Она ранена.»
Антон немедля вскочил и стал продвигаться к, все еще своей любимой, пострадавшей. Сергей понимал, что он рискует остаться в полном одиночестве, и бросился вдогонку, пытаясь ухватить героя за, удобно не прилегающий кусок мрачной одежды. Двое в неуклюжей погоне приблизились к истекающей кровью девушке. Антон стал судорожно дергать тело, которое по-мертвецки потяжелело, за холодные руки. Пустившийся в погоню противник безрассудного геройства осознал, что вернуться после такой вылазки ни с чем, было бы совершенной глупостью. Обхватив ее ноги руками и глазами подав влюбленному знак, о возможности совершать совместное ретирование тела, бывший враг стал проводить попытки эвакуации. Тело приподнялось и прогнулось в середине, из раны моментально вытекло большой количество крови, увеличив лужу на асфальте вдвое.
Грудь Сергея стало сильно жечь, он почувствовал сильный удар в нижнюю часть грудной клетки. Усилия, направленные на спасение девушки стали приносить сильную боль. Он отпустил ноги и переместился к инициативному спасителю, пытаясь сложить усилия в одной точке. Ноги опустились и стали оставлять кровавую полосу на проделанном пути. Малиновые гольфы уже практически полностью потеряли свой изначальный цвет. Оказавшись в безопасности оба парня, не сговариваясь бросили тело себе в ноги и опустились на землю, заняв свои первоначальные позиции. Снайпер сделал несколько очередей выше их голов и затих.
Сергей обнаружил на серой толстовке заметное пятно крови, осознание ранения привело к ощущению сильной боли. Он взглянул на девушку, затем на нового приятеля и заметил, что тот был тоже ранен. На его черной одежде не было видно пятен крови, но на асфальте всего за пару секунд ее образовалось гораздо больше, нежели нужно для обращения его внимания.
Раненный в живот Антон стал приходить в себя, боли он не чувствовал. Все кроме, одного чувства были приглушены шоком …
-Она сильно ранена .
-Мы тоже. – с легкой ухмылкой заметил, смотрящий в причину своей боли и крови, Сергей.
Надо ей помочь. Скейтер расстегнул кожаный ремень с железными клепками и кинул его в источник раздражающего альтруизма.
-Затяни ей это на ноге.
Антон переместился ближе к своей возлюбленной и стал искать причину кровотечения. По пятнам на темно-серой юбке было понятно, что рана находится вне рамок общественного приличия. Влюбленный спаситель озадаченно посмотрел на юбку и перевел свой взгляд на закурившего товарища.
Раненый в грудную клетку нигилист поймал растерянный взгляд kid-a.
-Ты смеёшься? Она и полу часа не проживет, если не остановить кровь. Пользуйся моментом.
Этот комментарий явно раздражил эмо-боя.
Он вздохнул, еще раз взглянул на колени, с которых начиналась юбка. И аккуратно, словно нежный любовник начал оголять ее ноги. Вид свежей, каскадом спускающийся крови рассеял в нем смущение. Юбку пришлось поднять настолько, что смысл в ней совершенно пропал. Разорванная плоть ворвалась ярким образом в сознание любящего человека и стала рвать и сжигать все изнутри. Просунув ремень под ногой он поднял его по ноге немного выше ранения. (Выше поднять его все равно бы не удалось из-за особенностей человеческой анатомии). Затем резко стянул его со всей возможной силой. Раненная вздрогнула, резко вдохнула и сморщилась в лице. Из раны вышло много крови, но кровотечение было прекращено. Антон закрепил ремень и стыдливо опустил юбку.
От боли Алиса пришла в себя и тихо заговорила.
-Тоша. Тоша, это ты?
Она смотрела на него, но уверена быть не могла. Сознание плохо работало.
-Да, это я.
-Я умираю, Тоша?
Анти ехидно заулыбался.
-Нет, Лис, ты будешь жить, ты ранена, но все будет хорошо.
-Ты, прости меня Тоша, мы с Travis-ом просто пошутить хотели, и посмотреть на твою реакцию.
-Тоша, если что со мной – я хочу, чтоб ты знал.
Она стала говорить тише.
-Я люблю тебя Тоша.
У Антона внутри все перевернулось, он забыл о происходящим. Слова ее вертелись в голове и приносили неимоверное счастье.
-Почему ты такой бледный?
Он не обращал внимания на поврежденную печень, все внутри светилось нежным теплом. Он на пару секунд уединился со своим счастьем и нашел в себе силы ответить: «Я люблю тебя тоже». Она промолчала. Сознание вновь ее покинуло.
Антону вдруг стало сложно держать свое тело рядом с ней. Он отодвинулся и прижался к стенке. В глазах его горело счастье. Пару минут летал внутри своего счастливого мира. На лице засверкала кристальная слеза. Он попытался вытереть ее, но в итоге: заменил на следы окровавленных пальцев. Анти молчал, и kid-у стало интересно, почему тот упускает такой момент вставить комментарий. Повернул голову и заметил, что Анти сидит и с ужасом читает полученного по телефону сообщения. Толстовка и джинсы уже были влажны от крови. Красное Озеро вокруг невольного героя уже приобрело внушительные размеры.
-Кто пишет?
-Машка
-Любишь ее?
-А-ха – не открывая рта промычал Сергей.
-Что пишет?
-Спрашивает, почему я задерживаюсь
-Ответишь?
-Не хочу – страшно. Интересно, где Ментов носит?
Они осмотрели улицу. Все люди уже давно покинули ее. Затем взгляды их пересеклись.
Антон сидел подогнув колени и обхватив их руками. Его лицо было в кровавых разводах от рук. Сильно тошнило. Иногда он вздрагивал. Было очень холодно. Кровь под ним была гораздо темнее, нежели под Сергеем. Тот же, сидел расслабленно протянув ноги вперед, чуть ли не лежа на земле. На уголках рта была розовая пена. Два водоема уходящей жизни соединились и вместе приняли пугающий вид. Щелки между камнями брусчатки превратились в каналы. Кровь по ним потекла к ступенькам и стала создавать маленькие водопады.
-Хреновенькое у нас положение, да kid?
-Мда, не очень.
Антон заулыбался. А Анти усмехнулся, что вызвало сильный кашель. Он прикрыл рот руками, а когда кашель прекратился - он сжал ладони и понял, что они маслянисто- влажные. Решил что смотреть на них не будет.
-Как звать тебя?
-Антон? А тя?
-Серега. Ты хороший парень, несмотря на то, что урод.
-Пошел ты.
Их болезненные лица наполнились искренней улыбкой.
Жизнь ускользала. Антон смотрел на Алису, и ему захотелось ее обнять, что он и решил сделать. Антон смотрел на Машу в своей голове. Он набрался сил, и написал всего три слова… Посмотрел на эмо, лежащих в обнимку и сердце его выдало что-то такое, что он обычно в себе подавляет. Уже в полу дреме услышал взрыв, который показался ему очень тихим, (все происходящее стало напоминать сон) он спросил:
«Ты слышал это?»
Ответа не было. Сил, открыть глаза и посмотреть на причину молчания, тоже не было. Звуки огня после взрыва становились все тише для Сергея. Кровь спустилась по всем ступенькам и остановилась на том месте, где все они встретились.
Савельев Антон Павлович 1990 года рождения – найден мертвым на ***** в 18:40. Причина смерти: пулевое ранение в кишечную полость. Повреждение печени и др. жизненно-важных органов. Потеря крови.
Маркин Сергей Дмитриевич- 1989 года рождения – найден мертвым на ***** в 18:40. Причина смерти: пулевое ранение в грудную клетку. Отек легкого. Потеря крови.
Стародубцева Алиса Григорьевна – 1985 года рождения Доставлена в реанимацию с сильной потерей крови. Сейчас проходит лечение в травматологии. Перелом бедренной кости. Состояние стабильное.
Дурова Мария Михайловна 1989 года рождения – проходит лечение в психиатрической клинике им.******. Курс лечения: 3 месяца.
Павлов Игорь Матвеевич 1985 года рождения – После стрельбы на ****** подорвал себя и автомобиль «лада» 9-ой модели связкой гранат. Заведено уголовное дело.

3

Глаза голубой собаки

Она пристально смотрела на меня, а я все не мог понять, где прежде я видел эту девушку. Ее влажный тревожный взгляд заблестел в неровном свете керосиновой лампы, и я вспомнил - мне каждую ночь снится эта комната и лампа, и каждую ночь я встречаю здесь девушку с тревожными глазами. Да-да, именно ее я вижу каждый раз, переступая зыбкую грань сновидений, грань яви и сна.
Я отыскал сигареты и закурил, откинувшись на спинку стула и балансируя на его задних ножках, - терпкий кисловатый дым заструился кольцами. Мы молчали. Я - покачиваясь на стуле, она - грея тонкие белые пальцы над стеклянным колпаком лампы. Тени дрожали на ее веках. Мне показалось, я должен что-то сказать, и я произнес наугад: "Глаза голубой собаки", - и она отозвалась печально: "Да. Теперь мы никогда этого не забудем".
Она вышла из светящегося круга лампы и повторила: "Глаза голубой собаки. Я написала это повсюду".
Она повернулась и отошла к туалетному столику. В круглой луне зеркала появилось ее лицо - отражение лица, его оптический образ, двойник, готовый раствориться в трепетном свете лампы. Грустные глаза цвета остывшей золы печально посмотрели на меня и опустились, она открыла перламутровую пудреницу и коснулась пуховкой носа и лба.
"Я так боюсь, - сказала она, - что эта комната приснится кому-нибудь еще, и он все здесь перепутает." Она щелкнула замочком пудреницы, поднялась и вернулась к лампе. "Тебе не бывает холодно?" - спросила она. "Иногда бывает..." - ответил я. Она раскрыла озябшие руки над лампой, и тень от пальцев легла на ее лицо. "Я, наверно, простужусь, - пожаловалась она. - Ты живешь в ледяном городе".
Керосиновый огонек делал ее кожу медно-красной и глянцевой. "У тебя бронзовая кожа, - сказал я. - Иногда мне кажется, что в настоящей жизни ты должна быть бронзовой статуэткой в углу какого-нибудь музея". "Нет, - сказала она. - Но порой мне и самой кажется, что я металлическая - когда я сплю на левом боку и сердце гулко бьется у меня в груди". - "Мне всегда хотелось услышать, как бьется твое сердце". - "Если мы встретимся наяву, ты сможешь приложить ухо к моей груди и услышишь". - "Если мы встретимся наяву..." Она положила руки на стеклянный колпак и промолвила: "Глаза голубой собаки. Я всюду повторяю эти слова".
Глаза голубой собаки. С помощью этой фразы она искала меня в реальной жизни, слова эти были паролем, по которому мы должны были узнать друг друга наяву. Она ходила по улицам и повторяла как бы невзначай: "Глаза голубой собаки". И в ресторанах, сделав заказ, она шептала молодым официантам: "Глаза голубой собаки". И на запотевших стеклах, на окнах отелей и вокзалов выводила она пальцем: "Глаза голубой собаки". Люди вокруг лишь недоуменно пожимали плечами, а официанты кланялись с вежливым равнодушием. Как-то в аптеке ей почудился запах, знакомый по снам, и она сказала аптекарю: "Есть юноша, которого я вижу во сне. Он всегда повторяет: "Глаза голубой собаки". Может быть вы знаете его?" Аптекарь в ответ рассмеялся неприязненно и отошел к другому концу прилавка. А она смотрела на новый кафельный пол аптеки, и знакомый запах все мучил и мучил ее. Не выдержав, она опустилась на колени и губной помадой написала на белых плитках: "Глаза голубой собаки". Аптекарь бросился к ней: "Сеньорита, вы испортили мне пол. Возьмите тряпку и сотрите немедленно!" И весь вечер она ползала на коленях, стирая буквы и повторяя сквозь слезы: "Глаза голубой собаки. Глаза голубой собаки". А в дверях гоготали зеваки, собравшиеся посмотреть на сумасшедшую.
Она умолкла, а я все сидел, покачиваясь на стуле. "Каждое утро, - сказал я, - я пытаюсь вспомнить фразу, по которой должен найти тебя. Во сне мне кажется, что я хорошо заучил ее, но проснувшись, я не могу вспомнить ни слова". - "Но ты же сам придумал их!" - "Да. Они пришли мне в голову потому, что у тебя пепельные глаза. Но днем я не могу вспомнить даже твоего лица".
Она стиснула в отчаянии пальцы: "Ах, если бы нам знать по крайней мере название моего города!" Горькие складки легли в уголках ее губ. "Я хочу до тебя дотронуться", - сказал я. Она вскинула глаза, я язычки пламени заплясали в ее зрачках. "Ты никогда не говорил этого", - заметила она. "А теперь говорю". Она опустила глаза и попросила сигарету. "Почему же, - повторила она, - мне никак не вспомнить название своего города?" - "А мне - наши заветные слова", - сказал я. Она грустно улыбнулась: "Эта комната снится мне так же, как и тебе". Я поднялся и направился к лампе, а она в испуге отступила назад, опасаясь, что я случайно заступлю за невидимую черту, пролегающую между нами. Взяв протянутую сигарету, она склонилась к огоньку лампы.
"А ведь в каком-то городе мира все стены исписаны словами "Глаза голубой собаки", - сказал я. - Если я вспомню эти слова, я отправлюсь утром искать тебя по всему свету". Ее лицо осветилось красноватым огоньком сигареты, она глубоко затянулась и, покручивая сигарету в тонких пальцах сказала: "Слава богу. Я, кажется, начинаю согреваться", - и проговорила нараспев, будто повторяя за пишущим пером: "Я... начинаю... - она задвигала пальцами, будто сворачивая в трубочку невидимый листок бумаги по мере того, как я прочитывал написанные на нем слова, - согреваться..." - бумажка кончилась и упала на пол - сморщенная, крохотная, превратившаяся в пыль золы. "Это хорошо, - сказал я. - Мне всегда страшно, когда ты мерзнешь".
Так мы и встречаемся с ней, вот уже несколько лет. Порою в тот момент, когда мы находим друг друга в лабиринте снов, кто-то там, снаружи, роняет на пол ложечку, и мы просыпаемся. Мало-помалу мы смирились с печальной истиной - наша дружба находится в зависимости от очень прозаических вещей. Какая-нибудь ложечка на рассвете может положить конец нашей короткой встрече. Она стоит за лампой и смотрит на меня. Смотрит так же, как в первую ночь, когда я очутился среди сна в странной комнате с лампой и зеркалом и увидел перед собой девушку с пепельными глазами. Я спросил: "Кто вы?" А она сказала: "Не помню..." - "Но мы, кажется, уже встречались?" - "Может быть. Вы могли сниться мне, в этой самой комнате". - "Точно! - сказал я. - Я видел вас во сне". - "Как забавно, - улыбнулась она. - Значит, мы с вами встречаемся в сновидениях?"
Она затянулась, сосредоточенно глядя на огонек сигареты. И мне опять показалось, что она - из меди, но не холодной и твердой, а из теплой и податливой. "Я хочу дотронуться до тебя", - повторил я. "Ты все погубишь, - испугалась она. - Прикосновение разбудит нас, и мы больше не встретимся". - "Вряд ли, - сказал я. - Нужно только положить голову на подушку, и мы увидимся вновь". Я протянул руку, но она не пошевелилась. "Ты все погубишь... - прошептала она. - Если переступить черту и зайти за лампу, мы проснемся заброшенные в разные части света". - "И все же", - настаивал я. Но она лишь опустила ресницы: "Эти встречи - наш последний шанс. Ты же не помнишь ничего наутро". И я отступил. А она положила руки на лампу и пожаловалась: "Я никогда не могу заснуть после наших встреч. Я просыпаюсь среди ночи и больше не могу сомкнуть глаз - подушка жжет лицо, и я все твержу: "Глаза голубой собаки. Глаза голубой собаки".
"Скоро рассвет, - заметил я. - Последний раз я просыпался в два часа, и с тех пор прошло много времени".
Я подошел к двери и взялся за ручку. "Осторожнее, - предупредила она. - За дверью живут тяжелые сны". - "Откуда ты знаешь?" - "Совсем недавно я выходила туда и с трудом вернулась назад. А проснувшись, заметила, что лежу на сердце". - Но я все же приоткрыл дверь. Створка подалась, и легкий ветерок принес снаружи запах плодородной земли и возделанной пашни. Я повернул к ней голову и сказал: "Тут нет коридора. Я чувствую запах поля". - "Там, за дверью, - сказала она, - спит женщина, которая видит поле во сне. Она всегда мечтала жить в деревне, но так никогда и не выбралась из города". За дверью светало, и люди повсюду уже начали просыпаться. "Меня, наверное, ждут к завтраку", - сказал я. Ветер с поля стал слабее, а потом стих. Вместо него послышалось ровное дыхание спящего, который только что перевернулся в постели на другой бок. Стих ветерок, а с ним умерли и запахи. "Завтра мы непременно узнаем друг друга, - сказал я. - Я буду искать женщину, которая пишет на стенах: "Глаза голубой собаки".
Она улыбнулась грустно и положила руки на остывающий колпак лампы: "Ты ничего не помнишь днем". Ее печальный силуэт уже начал таять в предутреннем свете. "Ты удивительный человек, - сказала она. - Ты никогда не помнишь своих снов".

4

Это больно. Больно терять человека самого дорого, самого близкого, самого любимого человека, больно думать о том, что никогда больше его не увидишь, не увидишь его глаза, его улыбку не коснешься его губ, не почувствуешь на себе теплоту его нежных рук. Тяжело осознавать что этого человека больше нет. Ты есть, а его нет. Нет того, кто был для тебя смыслом жизни, нет того кто был для тебя этой самой долбанной жизнью! Почему долбанной? Да потому что не справедливо когда люди погибают в 14. Потому что слово несправедливость не является редким словом в нашей жизни, потому что она кругом. И это очень больно понимать. Хочется верить что твой любимый человек есть. Не здесь, не с нами, но есть. Возможно, смотрит на наш грешный мир с небес, а возможно уже переродился заново и сейчас живет в теле какого-нибудь маленького, хорошенького, крикливого карапуза. Хочется верить в то, что он не исчез, в то что он существует. Больно говорить себе это, потому что сам не веришь в эти слова, потому, что понимаешь, что этим ты лишь хочешь успокоить себя.
Больно сдерживать себя..хотя бы на людях, потому что каждый момент, каждую секунду, каждое мгновение тебе хочется орать, орать что есть мочи, до хрипоты, срывая голос и рвя связки. Хочется плакать, но слез уже нет, слезы капают внутрь, и это больно. Хочется бежать, бежать и бежать не оглядываясь и не смотря по сторонам, бежать ото всех, от себя, от всего этого мира, но бежать некуда. Хочется драться, драться с тем кто забрал его у тебя, но драться тоже не с кем, и ты колотишь стенку, выбивая себе пальцы, в кровь разбивая руки, пытаясь заглушить душевную боль физической. Все становиться больно, больно дышать, потому что как только ты делаешь вдох в твоей голове с бешенной скоростью, подобно громко грохочущему реактивному самолету проноситься мысль, что он больше никогда не глотнет этого воздуха, больно смотреть, потому что понимаешь, что он никогда не увидит этого голубого неба, этой зеленой травы под ногами. Все больно, абсолютно все.
Больно закрывать глаза. Потому что как только ты это делаешь, ты видишь его и больно их открывать, потому что знаешь, что теперь ты сможешь видеть его только так, что он жив только в твоей памяти. Больно засыпать в то время, когда весь город уже проснулся, когда все люди спешат по своим делам, когда всем есть к кому спешить, всем, кроме тебя больно засыпать, когда ты пересчитал все звезды на небе, пытаясь отыскать в каждой его лик, больно засыпать после того как ты долго говорил с тем, кого люди называют богом, с тем, в кого ты не веришь и все равно с ним говоришь, пытаясь найти ответы на свои вопросы, больно засыпать, когда пепельница ломится от окурков, когда нож, лежащий на столе долго был предметом раздумий, хочется избавится от этой боли, от всего этого груза,  это не сложно - легкий порез - и все, и ты там рядом с ним, но ты не делаешь этого только потому что знаешь - он был бы против. Больно просыпаться, просыпаться одному в постели, которая вдруг стала огромной больно по привычке, еще не открывая глаза проводить рукой по тому месту где всегда спала она, больно не находить там его теплое и любимое тело. Чувствуешь только холод и пустоту пустоту не только внешне но и внутренне ощущение будто в тебе пропало все душа, сердце, все чувства, все органы - всё! Все что было у тебя внутри. Кто то отнял это все у тебя. Будто ты воздушный шар хотя нет у шара внутри воздух у тебя же нет ничего только боль одна боль огромная, всепоглощающая, съедающая живьем боль
Тяжело видеть друзей тяжело даже пытаться с ними общаться тяжело слушать слова поддержки которые не только не помогают, но и делают еще больней больно быть с кем-то но еще больнее быть одной быть наедине с самой собой потому что ты сразу же вспоминаешь ту ночь…

5

Последнее, что я слышала, - пронзительный крик. Чей? Не знаю. Еще было ощущение полета. Но такое короткое, что его практически невозможно уловить…
Больше ничего…
Вспышка света… Вдали промелькнули огни ночных домов. От них режет глаза.
Прихожу в себя. Попыталась встать – нестерпимая боль во всем теле. Еле сдерживая крик, все же встаю.
Осмотрелась вокруг. Не понимаю! Где я?! Пройдя пару шагов, до меня доходит:
«Это парк. Но как я тут оказалась???»
Я не могла что-либо понять. Весь день как будто выпал из памяти. Не помню абсолютно ничего.
Идя по аллее, замечаю, что вокруг нет ни одного прохожего. Интересно, сколько сейчас времени? Не припомню, чтоб парк был пуст.
Вдруг за спиной я услышала шорох. Обернувшись, вижу на скамейке маленького кудрявого мальчика, лет пяти. Странно. Готова поспорить, что его только что тут не было. С минуту я ждала, не появятся ли вслед за ним хоть кто-нибудь из взрослых. Не может же ребенок быть один в столь позднее время. Но ничего такого не произошло.
Тогда я осторожно подошла и села рядом.
- Привет, малыш. Ты потерялся? – тихо спрашиваю я.
- Нет, – ответил мальчуган, даже не посмотрев на меня.
- Где же твои родители? Почему ты один?
- Я ждал тебя, – сказал он и поднял на меня большие карие глаза.
Ответ меня слегка удивил, но я не придала этому никакого значения. Мало ли чего могут сказать дети?
- Как тебя зовут?
- Не знаю.
- Но мама же тебя как-то называет? – рассеяно спросила я.
- Никак. У меня ее нет, – грустно ответил малыш.
Наступила пауза. Я не знала, что же мне делать дальше. Оставить ребенка в такой поздний час одного я не могла.
- Я хочу тебе что-то показать – внезапно сказал мальчик и вскочил со скамейки.
Я взяла его за руку, и мы пошли по парку. Спустя некоторое время мы оказались возле моего дома.
- Ты здесь живешь? – снова спрашиваю я малыша.
- Нет.
- А где? – я присела перед ним на корточки. – Куда нам идти?
- Уже никуда, – ответил он, вертя в руках игрушечную машинку.
Я хотела спросить еще что-то, но в этот момент раздался пронзительный крик. Я посмотрела в ту сторону, откуда он донесся.
Кричала девушка. Она стояла в компании молодежи. На лице у нее застыл ужас. Она указывала куда-то наверх, пытаясь сказать что-то.
Проследив за ее жестом, я оцепенела: в освещенном пролете окна на восьмом этаже стояла девушка. Спустя мгновение она сделала шаг.
Мое сердце похолодело. Вокруг тут же поднялась суета: кто кричал, чтоб вызвали скорую, кто кинулся оказывать первую помощь. А я не могла оторвать взгляд от окна.
В эту секунду мне казалась, что я не слышу ничего, кроме бешеного биения собственного сердца… и не видела ничего… кроме света из окна квартиры на восьмом этаже… моей квартиры…
Каждая минута, каждая секунда того вечера стала для меня нескончаемым кошмаром, память о котором не стереть никаким способом.
Окровавленное тело у отца на руках… мама и сестра в слезах… оглушительный вой сирены скорой помощи…
Бегу по улице прочь от своего дома. По щекам катятся слезы. Бешеный ветер безжалостно бьет по лицу.
Выбившись из сил, падаю на холодную землю. Задыхаясь, стираю слезы ладонью.
Вдруг рядом замечаю мальчика… того же мальчика…
- Что происходит?– хриплым голосом спрашиваю я
- А ты разве не понимаешь? – наивно говорит малыш.
Отрицательно качаю головой: не хочу понимать!
- Ты умерла.

6

– Ань, привет, это я!..
…Нет, всё в порядке…
…Почему тебе показалось, что я расстроен? Я не позволил бы себе говорить с тобой в таком состоянии? Ты такая внимательная – сразу заметишь это, будешь переживать…
…Нет, всё хорошо, правда!
Человек, державший телефонную трубку, смотрел в пространство и слегка улыбался, – так делают многие, разговаривая по телефону. Некоторые, не отрываясь от долгого разговора, любят заниматься чем-то: смотреть телепередачу, поглощать еду... Он и сам нередко делал так раньше. Но только не тогда, когда его рука набирала этот номер, заученный наизусть ещё лет пять назад. В такой момент время останавливалось, и он уже не замечал движения стрелок на часах; если бы вечер сменился ночью, а ночь – утром, он не заметил бы и этого. Но на другом конце провода тоже был человек, и с его интересами необходимо было считаться.
На вид ему было лет двадцать пять. Точнее, можно было бы дать, если бы не несколько совершенно неуместных морщин под глазами. Откуда они взялись, знал только он сам, но предпочитал не думать об этом. А еще не любил рассматривать себя в зеркале - отражение всегда такое одинокое... Другое дело - фотографии.
Например, вот эта, которая стоит на полке: он с другом Костей на речке, им по двенадцать. Солнце не печёт, а светит, озаряя водную гладь, его блики отражаются от лёгкой ряби на воде и сверкают, поднимаясь всё выше и выше. Ветер, рождаясь на востоке вместе с солнцем, провожает солнце везде, а может, летит впереди, как будто крича: «Встречайте нас, ждите нас, освобождайте для нас место в ваших душах!». Наверное, с тех пор он и полюбил ветер, ждал его. И душа всегда была открыта ему.
А вот другая, совсем старая фотография: он с родителями встречает Новый Год. Ему шесть лет, он уже не верит в Деда Мороза, но искренне радуется, когда отец, надев ватную бороду, приходит с подарками. Первый подарок маме, он завёрнут в пакет с кремовыми розами. Второй – большой, тоже в красивом пакете – сыну. Что это был за подарок? Кто знает. Давно это было. Не разглядишь.
На столе, рядом с телефоном, стояла фотография, которая радовала его, едва он вспоминал про неё. Он хорошо помнил, где был сделан этот снимок – в небольшой роще за городом. Небо было облачно, но солнце все равно пробивалось – конечно же, ветер не мог не позаботиться о том, чтобы время от времени расчищать дорогу своему спутнику. Небольшая поляна, окружённая берёзами, и два счастливых человека – молодой человек держит на руках смеющуюся светловолосую девушку, и на фотографии видно, какие зелёные у неё глаза. На обратной стороне подпись – 2001 год. Уже прошло больше четырёх лет, и они вместе побывали во многих местах, но эту рощу запомнят навсегда. Навсегда. Много ли это?
– Анечка, если я скажу тебе кое-что, ты не будешь сильно ругать меня? А вообще, ругай, сколько хочешь. Главное, не расстраивайся…
…Да нет, я ничего не натворил…
…Уже неделю каждый день собирался тебе это сказать, но всё откладывал. Такое дело... Я бросил работу.
Его лицо чуть напряглось – он с явным беспокойством ожидал ответа.
– Понимаешь, не мог я там оставаться. Всем что-то от меня нужно, суета, шум... Я устал. Но, честное слово, это временно. Я найду работу!..
…А может, и не надо искать?..
…Нет, ты не поняла, послушай - как ты думаешь, я бы смог работать как композитор? Когда-то я писал музыку. И для тебя писал. Помнишь мелодии, что я наигрывал на старой отцовской гитаре?..
Напряжение разговора постепенно сходило на нет, и он вновь улыбнулся, вспомнив пару наивных песенок, написанных для любимой. Взгляд упал на диск Фрэнка Синатры, стоящий на полке среди остальных. Конечно, те песенки были большей частью плагиатом Синатры, но ведь не это главное!
– Да. Конечно, ты права, я буду искать…
...Да-да, разумеется. Ты всегда находишь самые нужные слова. Спасибо тебе. Кстати, завтра я схожу кое-куда, а потом расскажу. А сейчас уже поздно.
На улице давно стемнело. Стоял ноябрь, холодный ноябрь с его ночными заморозками, мокрым снегом и северным ветром. Природа меняла облик, меняла характер и темперамент, чтобы потом вернуться к прежнему и, как всегда, замкнуть вечный цикл.
– Так не хочется вешать трубку, но смотри, как темно на улице, а ведь завтра тебе в институт. Скоро сессия, и тебе нужно хорошо высыпаться…
…Уже четвёртый курс – поверить трудно! Ведь ты только что была на первом! Хотя, мы и познакомились вроде бы недавно, а уже пять лет прошло! Ладно, что мы тут со своими воспоминаниями, как старики... Спокойной ночи, Ань. Я люблю тебя.
Он повесил трубку на старый телефонный аппарат, посидел несколько секунд в той же позе, затем встал и прошёл на кухню по узкому коридору. Чайник начинал шуметь, вскипая, а он думал о разговоре. Сколько всего хочется сказать, и как мало для этого слов. Хотя, многое она понимает и без них.
Ему снова будет трудно уснуть. Раньше по ночам его беспокоили разные мысли, не дававшие спокойно отключиться от реальности и отдаться в заботливые руки сна. Сейчас их становилось все меньше, но бессонница не проходила. Она ждала своего часа, подкрадывалась из-за угла, хватала и держала в своих цепких лапах почти до утра, пока он не впадал в тяжелое болезненное забытье, от которого наутро бывает только хуже... Но это всё неважно. Где есть утро, там будет и вечер. А вечер – значит, Разговор.
На следующий день он вернулся в шесть, как всегда, преодолев последние двести-триста метров до дома медленным прогулочным шагом. Он снял шапку и наслаждался тем, как ветер треплет его волосы. Понемногу голова начала кружиться, зрение затуманилось, как после нескольких бутылок крепкого пива. Под властью ветра мысли слились в один большой поток, и это радовало. Если где-то в этих мыслях найдутся острые лезвия, они смешаются с потоком и не смогут его задеть.
Нехотя зайдя в подъезд и поднявшись на третий этаж, он открыл дверь своей квартиры («как жаль, что здесь нет ветра – нужно открыть настежь окна»). Какая знакомая картина. Знакомая... До боли? Нет, ведь ветер смешает лезвия с потоком… До усталости – может быть, а до боли – вряд ли.
Машинально разувшись, он прошёл в комнату вдоль красивого книжного шкафа. Книг было много, но чаще всего его выбор останавливался на хорошо знакомых, уже много раз прочитанных вещах, остальные благополучно спали вечным сном в духоте квартиры. Он провёл рукой по одной из полок, и в руку легла Библия, корешок которой почему-то выступал. Он наугад открыл её.
"Ибо если устами твоими будешь исповедовать Иисуса Господом и сердцем твоим веровать, что Бог воскресил Его из мёртвых, то спасёшься."
Он углубился в чтение, стоя. Говорят, Библию нужно читать ка-ждый день. Впрочем, много чего говорят... И так трудно найти правду, а потом не дать ей затеряться во лжи.
Тем временем, стрелки часов показывали половину восьмого. Обычно он звонил ей в восемь. Подождать ещё полчаса или позвонить? Он вспомнил своё сегодняшнее путешествие и почувствовал, что ему необходимо рассказать ей все. В ту же секунду за окном взвыл ветер, и решение было принято.
– Так сколько исполнилось твоей подруге?..
…Двадцать один – замечательный возраст! Теперь вы ровесницы. А почему ты так рано пришла домой, ведь все остальные остались отмечать?
Она же знала, что ты позвонишь. Ты всегда звонишь в это время – возможно, ветер, пробившийся сквозь щели в окнах, прошептал ему это, а может, он догадался сам. Он почувствовал, что если не возьмёт себя в руки, то его голос задрожит, а ему не хотелось этого.
– Господи, Ань, я бы подождал! Тебе, наверное, хотелось отдохнуть, пообщаться с друзьями.
(«Как же она всё-таки внимательна ко мне. Это ещё надо заслужить! Значит, заслужил».)
– Помнишь, вчера я сказал, что схожу кое-куда?..
…Да, сходил. Я был на кладбище, у Кости. В последнее время много думаю о нём. Ну скажи, чего ему не хватало? У него было всё! Он добивался всего, чего хотел. А помнишь, как он радовался за нас с тобой? Однажды он вдруг без всякой причины сказал мне, чтобы я берёг тебя. Тогда я не придал этому значения, а когда узнал, что он сделал с собой, сразу вспомнил эти слова... Так всегда и бывает – что-то ценить по-настоящему, мы начинаем только тогда, когда теряем – старая истина, но как она верна. Только вот сам себя Костя не уберёг. Но я исполню то, что он сказал. Я буду беречь тебя, моя родная.
Он на минуту замолчал и, вопреки собственному правилу, закурил, не отрываясь от телефонной трубки. Слишком уж непростым был сегодняшний Разговор. Сигареты были дешёвыми, но ему было безразлично, он не разбирался в них, ему просто нравился горько-сладкий запах табака.
– А вы с Костей чем-то похожи. Он тоже понимал всё без слов. Аня, а может, из-за этого всё и произошло? Страшно жить, понимая всё, что происходит вокруг. Наверное, лучше всего просто не видеть дальше собственного носа, это так легко и приятно... И обманывать себя тоже нетрудно, надо только делать это уверенно, чтобы однажды не уличить самого себя во лжи.
Сигарета дотлевала, и он затушил её.
– Думаю, ему хотелось ветра. Представляешь, какой был сильный ветер, когда он летел с шестнадцатого этажа – свистел в ушах, безумно трепал волосы, а он наслаждался этим. Пусть даже эти несчастные несколько секунд... Иногда я слышу в ветре его голос. Он всё ещё просит, чтобы я берёг тебя.
И, будто подтверждая эти слова, в комнату, распахнув форточку, ворвался ветер, поднял со стола бумаги и разбросал их по комнате. Справившись с этой задачей, небольшой вихрь метнулся к полкам, на одной из которых стояла в рамке старая фотография, сделанная на речке. Она качнулась и упала, раздался звон, стекло рассыпалось на множество осколков. Молодой человек с несколькими морщинами у глаз молча смотрел на это (вероятно, в этот момент его собеседница на другом конце провода что-то говорила). Ему показалось, что вместе с рамкой разбилось и нечто у него внутри. Внешне он остался спокоен, и, когда заговорил вновь, голос его не изменился. Было совсем не поздно, и Разговор можно было продолжать... Ещё немного. Ещё хотя бы полчаса.
Вновь село, взошло, и опять начинало садиться солнце, на улице стало холоднее – ноябрь приближался к концу. С утра были облака, а днём ветер унёс их вдаль вместе с дымом от костра перед чьим-то домом. Нынешний день был основательно подпорчен одним неприятным событием, и вновь накопилось многое, что нужно было обязательно рассказать.
В восемь часов (на этот раз не раньше) он поднял трубку и набрал всё тот же номер. Он никогда не слышал там коротких гудков – для него этот номер всегда был свободен. Она всегда ждала его звонка.
– …Очень интересно, Аня. Нет-нет, продолжай, я слушаю тебя. Сначала ты расскажи, а потом уже я…
…Ну ладно, как хочешь. Ко мне приходил один тип с моей бывшей работы – ты его знаешь, я рассказывал тебе о нём. Пришёл без предупреждения, как будто знал, что я дома. Мы сидели и говорили о том, что изменилось после моего ухода. Не то чтобы мне это очень интересно, но надо же было о чём-то говорить. Он сказал, что я странно вёл себя в последние дни перед уходом. Спросил, не случилось ли чего. Я сказал, что сейчас всё в порядке - иногда немного скучно, зато спокойно. И ещё, что я каждый вечер разговариваю с тобой. Я никогда никому не говорил об этом, но ему я доверяю... Ты не сердишься?..
…Да нет, конечно, нет. Ведь в этом нет никакой тайны, правда?..
В горле у него пересохло. На расстоянии вытянутой руки стоял графин с водой и стакан. Он выпил воды, и ему стало легче.
– Он как-то странно посмотрел на меня, когда я сказал о наших разговорах. Почему-то попросил рассказать о тебе подробнее, хотя прекрасно знает тебя. Я столько раз показывал ему наши фотографии, особенно ту, где мы в роще, и я держу тебя на руках. Помнишь?..
…Я показал ему весь альбом, а он все это время краем глаза всё так же странно посматривал на меня. А потом... Представляешь, потом он спросил, не обращался ли я к врачу. Сказал, что мне нельзя много находиться дома, что так и с ума сойти недолго. Я не понял, что он имел в виду. Но меня так задели его слова – сойти с ума... Да с чего он взял?! Я никогда не сойду с ума, это просто невозможно, тем более, когда ты рядом, когда я общаюсь с тобой каждый день! Скорее они там все сумасшедшие – суетятся, всё время спешат...
Он почувствовал, что перевозбудился, как будто даже температура поднялась. Нельзя так расстраиваться из-за одной дурацкой фразы, нужно взять себя в руки.
– Многие лгут, Аня, так много лжи вокруг, и конца ей не видно. Костя это понимал. Вот этот парень из фирмы – как ты думаешь, он лгал или ошибался?..
…Ну, насчёт того, что я схожу с ума. Мне кажется, что лгал. Они все часть целого, часть одной огромной лжи... Поэтому я и ушёл оттуда. Я не хочу больше никуда идти, не хочу ничего искать... Мне и из дома выходить не хочется. Трудно видеть вокруг ложь и сумасшедшие лица. Прости, что говорю тебе всё это…
Его взгляд вдруг устремился вверх, а на лице заиграла странная улыбка. Как будто его осенила внезапная догадка.
– Слушай, а может быть, и насчёт Кости тоже все лгали? Лгали, что он погиб? Возможно, с какими-то целями, понятными им одним, а может и просто, чтобы солгать. Ложь ради лжи – на это многие способны!
Когда он только набирал её номер, его квартира, как всегда, была тихой и пустынной. Но сейчас всё менялось. Ему казалось, что комнату наполняют сотни голосов, каких-то лишних шумов, звуков.
(«Надо будет поставить новое окно – наверное, это с улицы»).
– Я недавно был на нашем месте…
…Ну, на том, где мы всегда встречались – аллея между парком и стадионом. Там ничего не изменилось, всё как раньше. Тихо, светло, и лёгкий ветерок, никогда не покидающий это место. Знаешь, там нет лжи, как и везде, где была ты, и во всем, к чему ты прикасалась… Только ты одна никогда не лжёшь мне. Я знаю.
Он вновь потянулся за графином с водой. Ему пришлось чуть привстать, и он задел плечом полку, на которой раньше стояла фотография, а теперь лежала на полу в куче разбитого стекла – со вчерашнего дня он так и не убрал осколки. Полка дрогнула, и с неё слетел обрывок газеты. Он посмотрел на него - восемнадцатое марта - восемь месяцев она лежит в кипах этих никому не нужных бумаг. В конце полосы хроника происшествий за неделю - рядом с одним из заголовков снимок перевёрнутого автомобиля и девушки, лежащей рядом: на светлых волосах запеклась кровь, руки раскинуты, левая нога неестественно вывернута. Девушка одета в голубые джинсы и зелёную блузку – так же, как на фотографии в роще... Если не считать бесформенных пятен крови.
“Сегодня на улице Гагарина в 20:05 произошло дорожно-транспортное происшествие. Водитель автомобиля марки «Тойота» по невыясненным обстоятельствам не справился с управлением и выехал на встречную полосу. В результате чего произошло столкновение с автомобилем «Ауди», двигавшемся навстречу. Оба водителя с тяжелыми травмами госпитализированы. Имеются жертвы. В результате столкновения погиб пассажир Тойоты – девушка 1983 года рождения. Личности участников ДТП установлены. Ведется следствие”.
Он знал эту статью наизусть. И сейчас, увидев ее, он улыбнулся.
– А помнишь, как все лгали насчёт того случая? В аварии погибла какая-то девушка, и в ней опознали тебя. Глупость! Думаешь, все ошибались?..
…Нет, Аня, они бессовестно лгали! Нет совести у мира, ничего не поделаешь. Но для нас это ненадолго. Как там, в Библии – “И свет во тьме светит, и тьма не объяла его”. Мы выберемся, обещаю тебе.
Вскоре он попрощается и повесит трубку.
На следующий день он позвонит ей вновь. Как и всегда, сначала ему придётся выслушать ложь – “Набранный вами номер не существует” – спустя два месяца после той аварии, на местной АТС сменились номера. И только для него номер остался прежним.
Он снимет трубку, наберёт заветные цифры.
Терпеливо выслушает три раза лживую фразу – “Набранный вами номер не существует”.
А потом в телефонной линии, как всегда, воцарится тишина.
И уже никто и ничто не помешает их Разговору.

7

Это был один из тех ранних летних вечеров, которые всем по душе. Когда огромный диск солнца, склоняясь к горизонту, но, еще не собираясь коснуться его, заливает город ярким, теплым и слегка красноватым светом. Возможно, только из-за них, иногда, люди не просто терпят пыльный и обычно не слишком приветливый город. Такими вечерами все просто без памяти от него. И неважно кто ты и сколько тебе лет, неважно какое у тебя настроение и как ты себя чувствуешь. Выгляни в окно своей маленькой или большой квартирки, посмотри на колышущиеся при каждом дуновении ветра в мягком свете ярко зеленые листы. Вслушайся в беззаботный детский смех на улице и вспомни, когда ты в последний раз просто гулял, наслаждаясь возможностью вдыхать такой безумно вкусный воздух, испытывая неземное удовольствие оттого, что живешь и оттого, что ты идешь. Идешь без цели, а может быть просто для того, чтобы продлить это мгновение длинною в вечность…

И если мы посмотрим на одну из улиц города этим вечером, то встретим там молодого человека лет двадцати восьми. Он идет вперед, не замечая никого, идет легко и уверенно. Его взгляд направлен куда-то вверх, а его лицо временами принимает мечтательное выражение, иногда его губ касается легкая улыбка. Тем временем вокруг него еще кипит жизнь, понемногу стихая, словно чувствуя приближения ночи. Все эти люди куда-то бегут, иногда даже не отрывая взгляда от тротуара, не замечая никого вокруг. Они очень боятся опоздать, не сделать что-то очень важное, но все равно опаздывают. Иногда даже опаздывают жить, как это ни печально…

Ведь они ищут свое счастье там, где его нет, создают себе кумиров и разочаровываются в них, достигают всего, чего хотят, а потом выбрасывают, потому что им кажется, что это не то, они не умеют ценить счастье, не умеют ценить настоящее, потому что настоящее – это и есть счастье. Каждый момент, который заставляет наши сердца биться чуть быстрее или замирать, когда нам хочется петь или просто улыбнуться, и если слезы стоят в глазах от прилива бесконечной нежности к любимому существу, когда так сильно хочется обнять, и чтобы время остановилось. Когда губы сливаются в поцелуе, и ты уже не можешь думать ни о чем, и вас наполняет чувство благодарности за то, что вы вместе, за то, что вы близки, как никогда.

Это все настоящее. Это есть, и никогда не повторится, но люди не ценят это, они ищут что-то другое, не понимая, что будущее обманчиво, что оно никогда не наступит, что есть только настоящее, и потом можно будет опять найти тысячи причин, и так бездарно все сломать. Люди так торопятся жить, и так много думают о будущем, что забывают про настоящее, как будто они никогда не умрут. Тем не менее, умирают они так, как будто никогда и не жили.

Он просто шел, не замечая никого вокруг, не замечая, как случайные прохожие порой оглядывались и провожали его долгим взглядом, может быть, думая о чем-то своем, может быть, завидуя или восхищаясь непонятной силой. Он был счастлив и дышал этим счастьем. Если бы от счастья люди излучали свет, то вокруг него был бы яркий и теплый ореол. Сейчас он бы мог согреть любого, мог все простить и все забыть, мог поверить кому угодно и во что угодно. Но он просто смотрел на облака, и его воображение услужливо складывало их в разные картинки, он ощущал теплое дуновение ветра, растрепавшего его волосы, и слышал только пение птиц, не замечая городского шума.

Он шел и размышлял о причинах своего счастья. Разумеется, этот человек любил ту единственную и неповторимую. Он вспоминал и перебирал в памяти все, что сохранилось в его сердце. Случайное знакомство, первая встреча. Он вспоминал все, что было сказано тогда. Симпатия, вспыхнувшая, как сухой костер в летнюю ночь. Долгие беседы ни о чем, первое прикосновение…

Прогулки по осеннему парку и тот незабываемый, казалось бесконечный листопад. Он помнил, как убирал случайно упавший листик из ее волос, помнил тот аромат, который не возможно ни с чем сравнить, помнил, как замирало сердце. Помнил, как у нее замерзли руки, а он согревал их своим дыханием. Помнил тот первый поцелуй на лавочке у клумбы желтых цветов с непонятным названием, она еще так искренне удивилась, что можно этого не знать. Она рассмеялась тогда, а он поцеловал ее в носик.

- Мы будем вместе?
- Да, ведь я тебя люблю…
С тех пор прошло много времени, и они были вместе. Влюбленность прошла, но нежность и любовь остались. Сердце уже не замирало от звуков ее голоса, оно просто любило, и если ее не было рядом, то ему очень-очень сильно не хватало тепла нежных рук. Ее не было с ним уже некоторое время, и тень, временами набегавшая на его лицо, выдавала волнение, но она так же быстро уходила, и он улыбался вновь, он был счастлив, потому что сейчас любимая была там, где должна была родить ему сына. Его сына. Их единственного и неповторимого малыша.

Они давно мечтали о нем, много беседовали об этом, гуляя по парку или просто за ужином. Представляли, как он впервые заплачет, как впервые засмеется, как впервые скажет то единственно верное слово «Мама». Разбудит их темной ночью, просто потому, что ему захочется почувствовать, что он не один и что его любят, а может и не только по этой причине. Сделает свой первый шаг, такой маленький шаг для всего человечества и такой большой для него…

Наконец он подошел к своему дому, прошел мимо вечно болтающих бабушек у подъезда, даже не заметив их. Поднялся в лифте на нужный этаж, зашел в квартиру, в очередной раз подумал, о том, как тут пусто без нее. Поужинал. Разделся. Лег спать. Вдруг его взгляд упал на фотографию любимой. Губы расплылись в мягкой улыбке, и глаза прикрылись. Он был счастлив. Поэтому его не смутил тот факт, что ее фотография была в черной рамке. Не смутило и то, что ее уже год не было с ним. Ошибка врача при родах, и не стало ни ее… ни их ребенка… но он ждал, и будет ждать… человек, обреченный на вечное счастье…

8

Расскажи мне сказку
О чем?
О многом...
Расскажи мне сказку летним вечером, когда в распахнутое окно врывается свежесть, и мокрые ветки барабанят по подоконнику, закатное солнце пробивается из-за туч. И смех, и шумные разговоры отступают, затихают, теряются.
Расскажи мне сказку осенним ранним утром, мотаясь по шумному городу, когда золото листвы шуршит под ногами, а мягкое высокое небо растворяет безумие прошедшего лета, оставляя лишь легкую печаль. И надежду.
Расскажи мне сказку. Мы разучились их слушать. Мы так любим говорить сами, говорить, не задумываясь ни о чем: ни о том, может ли тебя выслушать тот, кому, задыхаясь, ты выплескиваешь горячечные признания, ни о том, зачем ты кричишь это на зимнем ветру, ни о том, не проще ли забыть то, что случилось, забыть, никогда не вспоминая. Не получается... Нет, молчи...
Расскажи мне сказку о ярко-желтой бабочке, сидящей на воротах покинутой крепости. Ты оставляешь ей свое сердце. Спущен подъемный мост - не мост уже, а просто связанные между собой бревна. И вы уходите от этой поляны по узкой, протоптанной тропинке, оглядываясь, оглядываясь... потухшее кострище... как тихо и пусто там, где несколько часов назад звучали голоса и песни, была - жизнь, совсем другая, не похожая на ту, что ждет вас.
Расскажи мне сказку о том, как стоят на перроне кругом и смотрят друг другу в глаза. И стараются говорить обо всем, о чем угодно, только не о том, что через несколько минут, секунд, мгновений вы останетесь жить лишь в памяти друг друга. А вагоны дрожат от нетерпения, словно только и мечтали всегда о том, как бы поскорей разорвать этот тесный маленький круг на перроне. Так тебе кажется, но ведь вагон ни в чем не виноват...
Расскажи мне сказку о длинных зимних вечерах, когда сквозь свист ветра слышатся знакомые голоса... и в пустой квартире ты ловишь себя на мысли о безумии. Об одинаковых днях, когда, взбегая по лестнице к почтовому ящику, ты с надеждой смотришь: есть? Нет... и, все еще не веря, все еще надеясь, обшариваешь, словно вслепую, стенки ящика, с отчаянной надеждой... Есть? Нет! До следующего дня. И за долгие месяцы ожидания и надежды кто-то (судьба? Высшие силы?) награждает тебя маленьким листком бумаги с торопливыми неровными строками.
Расскажи мне сказку о том, как бросаешься к телефону на каждый звонок, надеясь: а вдруг "межгород"? А вдруг...? И как стучит сердце, когда в трубке слышится обычный городской "колокольчик".
Расскажи мне сказку... о том, как тот, кого ждешь, приезжает... и оказывается, что не о чем вам говорить, не о чем. Совсем! И вы смотрите друг на друга, отчаянно пытаясь связать ту нить, что совсем недавно соединяла вас. Ты хочешь услышать эту сказку? О том, как сами разрываем и ломаем то, что привыкли считать вечным. А ночью лежишь без сна и смотришь в темноту пустыми глазами. И с грустной усмешкой прячешь в дальний ящик стола старые фотографии. Или идешь по улице, торопясь по делам, привычно думая: вечером позвоню... И - обрываешь себя: забыл, что ли?
Да нет, все в порядке...
Все по-прежнему. И вы встречаетесь изредка в шумных компаниях. Но когда начинают звучать старые, давно забытые песни, мир заволакивает пелена, и на мгновение вспоминаются друзья - те, какими вы были... наивные и детски чистые, открытые, верящие, что дружба нерушима, и никакие расстояния не смогут разорвать ее. Да, ни при чем здесь расстояния. Лишь сами мы делаем это, и никто иной тому не причина.
Расскажи мне сказку об обычной, спокойной жизни, в которую уходишь с головой, постепенно забывая, отбрасывая, как шелуху от ореха то, без чего раньше не мог дышать... И все, что казалось когда-то главным, что трогало и волновало, кажется глупыми играми, несущественным бредом. И листая старую записную книжку, равнодушно пробегаешь глазами имена и телефоны...
Расскажи мне сказку...
Расскажи мне сказку... Нет, не надо! Пусть лишь желтая бабочка останется сидеть на деревянных воротах...
Знаешь, почему осенью так много звезд падает на землю? Это небо плачет по тем, кто ушел…

9

Едва касаясь кожи. Вызывая невыносимое желание. Продолжай. Я же так этого хотел. Ты ведь точно убьешь меня? Пообещай! Я этого так ждал… Подхватив меня на своих руках, усадил на высокий стол. Нежные прикосновения теплых рук… Я смотрю в твои глаза ни капли не боясь. Ты идеален. Мой убийца. Вот я уже подаю тебе донельзя острый нож. Но давай сначала поиграем? Ты хитро смотришь из-под густой длинной челки, касаешься моей кожи изящными пальцами. Все тело дрожит. Нож на время отложен в сторону. Ты мучительно издаешь чуть сдавленный негромкий стон, глядя на мою шею, обхватив её одной рукой. Резко прижавшись к шее губами, еле касаясь, проводишь по ней чуть влажным язычком. Сладко, не правда ли? Я самый счастливый. Нежно и стеснительно ты сжимаешь зубами кожу на шее. Сдавливая её все сильнее и сильнее, я жмурюсь от боли, но только до тех пор, пока не приходит осознание того, что это ты. Выступает несколько капель крови, и ты с животным азартом изо всех сил пытаешься откусить этот чертов кусочек меня. Но ты боишься. Ты любишь меня. Я знаю это наверняка. Ты опомнился и разжал свои зубы. Нежно глядя на меня с легкой улыбкой ты зализываешь рану. Слизываешь очередные струйки багровой крови. Вкусно? Знаю… Я в это время смотрю куда-то вдаль с застывшей грустной улыбкой на лице. Я понял, что хочу жить только ради тебя. Но ты не узнаешь, ты убьешь меня и возможно уйдешь за мной. Ты не раз говорил, что твоя жизнь без меня ничто. Но пока ты так же трепетно смотришь на меня, как ребенок на столь долгожданную дорогую игрушку. Я дороже чем золото. Чем бриллианты. Хрупче хрусталя. Ты это понимаешь. Легко избавляешься от моей одежды. Я снимаю с тебя футболку… Ты божественный. Обнаженный торс и дрожащее постукивание пульса в области сердца. Едва заметная деталь… но это так красиво… ты жив. Жив для меня. Ты бережно обнимаешь меня. Я нервно вздрогнул, почувствовав на своей спине холодную каплю. Ты плачешь? Где твой азарт и когда я встречусь со своей смертью? Твои волосы цепляются о свежую рану на шее. Зажмурившись от настойчивого чувства тревоги, я обхватываю твое расслабленное тело своими ногами. Крепко прижимаю к себе. Неожиданно чувствую твое горячее дыхание около своего уха. «Прости, я не смогу тебя убить! Я ничто без тебя и согласился на это лишь для того, чтобы снова попробовать твою кровь… Живой нектар, который разносит по твоему телу жизнь. Я не убью тебя».По щекам слезы. Губы слились в поцелуе. Жизнь продолжается… Но сначала давай поиграем?

10

Пашка был просто классным парнем! Они познакомились в ночном клубе на дне рождения их общего друга. Юля с первого взгляда выделила из группы людей, сидящих за столом, этого симпатичного загорелого парня, который держался просто и естественно. Рядом с ним было уютно и весело. Он совсем не стремился произвести впечатление на окружающих. Но почему-то получалось так, что решающее слово, самая смешная шутка принадлежали именно ему. Особенно поразила Юльку его улыбка - нежная, обаятельная, какая-то по-детски застенчивая... Она обезоруживала сразу, притягивала, словно магнит.
На танцполе ему тоже не было равных. Он танцевал так, словно всю жизнь только этим и занимался. Потом Юлька убедилась, что и все остальное в своей жизни Пашка делал именно так - легко и естественно.
... Они поженились через два месяца. Выходя из загса, Пашка подхватил Юлю на руки, прижался губами к ее щеке и прошептал:
- Я люблю тебя! И обещаю беречь тебя всегда!
... Его работа отнимала очень много времени - переговоры, поездки, встречи. Наверное, так и должен "вкалывать" человек, в двадцать шесть лет занимающий пост вице-президента престижной фирмы. Но Юлю все больше начинали раздражать его поздние возвращения с работы, бесконечные командировки. Сильнее всего она ненавидела Пашкин телефон - он начинал трезвонить с раннего утра и замолкал далеко за полночь.
Пашка чувствовал себя виноватым, пытался устраивать маленькие семейные праздники. Его фантазия была неистощима - от романтического ужина в экзотическом ресторане до внезапной поездки на выходные к морю. В такие часы Юлька чувствовала себя самой счастливой! Но праздники заканчивались, и она снова начинала злиться, все чаще устраивала "разбор полетов" по каждому поводу. Даже Пашкина улыбка не могла теперь обезоружить ее...
Подруги завидовали ей, а она чувствовала себя все более несчастной...
Пашка хотел ребенка. А Юле казалось, что незачем сразу обременять себя таким "грузом".
...В этот вечер она была просто вне себя от ярости. Ну, еще бы! Месяц назад пообещала подруге быть на ее дне рождения вместе с мужем. А этот "муж" позвонил за несколько часов и виновато сообщил:
- Солнышко, не сердись! У меня срочная встреча. Если хочешь, сходи сама. Юрик тебя отвезет (Юрик был Пашкиным шофером).
- Может, мне с Юриком и пойти?! - гневно спросила Юлька и бросила трубку.
Теперь она ждала Пашку с работы, чтобы "популярно" объяснить ему, что так поступать могут только последние гады и что если работа ему дороже, то она, Юлька, может просто исчезнуть из его жизни!..
... Пашка извиняюще улыбнулся с порога - в этот раз улыбка получилась какой-то вымученной и потому особенно виноватой.
- Прости меня, - устало сказал он.
Но Юлька не напрасно готовилась полдня, чтобы "сдаться без боя"! Ее монолог получился в лучших театральных традициях - исполненный пафоса и патетики! Пашка молча сидел на диване, глядя в пол. Он не пытался, как это бывало раньше, смягчить ситуацию, разрядить ее шуткой. Когда Юлька замолчала, поднял на нее усталые глаза.
- Все, я больше не могу! - рыдающим голосом издала Юлька последний "залп". - И я ухожу!
Пашка несколько секунд молча смотрел на нее, потом тихо сказал:
- Тогда лучше я...
Поднялся, пошел к выходу... Не ожидавшая такого поворота событий Юлька только молча смотрела ему вслед...
... А утром позвонила его мама и сказала, что этой ночью Пашка умер от сердечного приступа...
***
Пашку она увидела в церкви, переполненной людьми, пришедшими проститься с ним. Он лежал в гробу, чуть склонив голову набок, и ей казалось, что он виновато улыбается ей, извиняясь в последний раз...
Оглушенная болью потери, она не сразу постигла смысл случившегося. А через несколько дней, сидя в пустой квартире, перебирая фотографии, запечатлевшие навсегда их недолгую семейную жизнь, она вдруг осознала, что именно эти мгновения рядом с Пашкой и составляли ее огромное, но такое короткое счастье!.. Она беззвучно зарыдала, уткнувшись лицом в подушку, еще хранившую запах его одеколона...
... Утром, совершенно разбитая, Юлька бродила по квартире, машинально собираясь на работу. И внезапно совершенно отчетливо поняла - ее жизнь окончена!
Пашка любил ее, его любовь была безгранична! А она мелкими придирками портила его короткую жизнь. И так и не успела сказать последнее "прости!" Значит, она должна пойти ТУДА, к нему, и ТАМ все рассказать, объяснить, чтобы Пашка понял, что и она любила его - неумело, глупо, но любила!
...Вечер опускался на город. Юлька стояла у окна, сжимая в руке пачку снотворного. Смотрела на окна соседних домов, в которых загорался свет. И с завистью и тоской думала, что сейчас туда возвращаются счастливые люди, счастливые семьи... А может, кто-то также бездарно и безжалостно топчет свое счастье, как это делала она?!
Юлька принесла стакан воды, устало опустилась на кровать. Автоматически доставала одну таблетку за другой, выкладывая их на прикроватный столик. Потом легла, свернувшись в комочек. Таблетки смутно белели в темноте...
"Ну, вот и все, - устало подумала Юлька. - Я во всем виновата... Я погубила Пашку... И я все исправлю..."
При мысли о муже слезы потекли по щекам. Она беззвучно глотала их, глядя в потолок. Потом протянула руку к таблеткам...
И внезапно отдернула ее - почему-то страшно показалась умирать ночью, в одинокой темноте. И Юлька решила подождать до рассвета - утром все будет проще.
"Подожди до утра, Пашенька!" - прошептала она в темноту.
Свернулась калачиком на кровати. Почему-то вспомнила, как на выходе из загса Пашка прошептал ей: "Я буду беречь тебя всегда!.."
Во сне она увидела Пашку среди ветвей черемухи. Он стоял, залитый солнечным светом. И строго смотрел на нее.
"Пашка!" - Юля тянулась к нему изо всех сил.
Но он продолжал стоять на месте, все также требовательно глядя Юльке прямо в глаза.
"Прости меня!!!" - она кричала ему, хотела, чтобы он услышал, понял, простил...
И Пашка улыбнулся... Улыбнулся той самой застенчиво-нежной улыбкой, поразившей ее с самой первой встречи. Улыбнулся и сделал шаг навстречу... Юлька увидела, что он держит за руку белокурого синеглазого малыша, так похожего на Пашку.
- Держи, - улыбаясь, он подтолкнул малыша ей навстречу. - Это Пашка-младший... Береги его...
Малыш сделал несколько шажков к Юльке, уткнулся личиком ей в живот...
...Юлька вскочила, села в кровати, оглянулась вокруг. Ей вдруг показалось, что Пашка где-то здесь, рядом...
Ветер легко качнул занавеску на окне, потом чуть сильнее. Внезапно резкий порыв ветра рванул занавеску, и она опрокинула стакан с водой, таблетки рассыпались по полу. Юлька вздрогнула - Пашка выполнил свое обещание - беречь ее всегда!..
Зарыдав, она упала на постель. И вдруг почувствовала, как нежно, но настойчиво что-то шевельнулось в животе. Юлька замерла. Это был ее ребенок - Пашка-младший...

11

В ее глазах поселилось равнодушие, от чего они превратились из матово-зеленых в холодные, изумрудные, тлеющие какой-то сумасшедшей искрой.
Как будто она была рада тому, что гаснет… В ее расширенных зрачках ярким пятном отражалась луна.
- Вот она - луна… Представляешь, мои мечты начинают сбываться… Ты, я, луна … и смерть…
- Это лимон, такой ярко-желтый с серебристыми капельками воды… лимон кислый, как твоя любовь… лимон… любовь…как похоже…
Она опять уснула. Такая бледная, жалкая… Я впервые в жизни пожалел ее. Всегда восхищался или ненавидел. А теперь поздно. И восхищаться, и ненавидеть. И любить тоже поздно. Но почему же я сижу здесь, у ее кровати? Держу ее холодную, белоснежную руку с длинными, болезненно-худыми пальцами? Зачем она хотела видеть меня? Вокруг нее всегда было много других: более красивых, более влиятельных, более удачливых. И все они любили ее. За что? А за что вообще любят?
Сейчас она похожа на заболевшего ребенка. Глаза стали ярко выделяться на бледном лице. Взгляд наивный, открытый, но видит тебя насквозь.
- Мне больно… душа плачет…
Лунный свет на секунду затаился на ресницах и побежал по щекам каплями серебра, как солнечный зайчик. Она бы сказала "лунный зайчик".
-Знаешь, я умру во сне.. Это будет чудесный сон: мы с тобой идем по берегу моря. Коралловое небо тонет в бирюзовых волнах, и вода от этого становится лиловой. Тишина…Только прибой стирает наши следы с кирпично-красного песка, и чайка одиноко плачет об ушедшем лете. Я подхожу к воде. Алый туман окутывает меня, безжалостно-кровавое солнце вонзает свои копья-лучи в мое сердце, и я ухожу туда, где плачет чайка. Чтобы плакать вместе об ушедшем…Ты будешь звать меня… А когда устанешь, сядешь на песок, и в серых звездах твоих глаз отразится металлически-холодным блеском неземная тоска и безысходность…
Зачем она издевается надо мной? В каждом слове - горькая смесь из упрека и безумного счастья. Раньше она никогда не плакала. Теперь слезы льются свободно и естественно, будто жизнь стекает с ними. Так просто и обыденно. Значит ее жизнь - слезы?
А через три дня ее не стало.
Мы лежали, обнявшись, и говорили о свадьбе. Незаметно она уснула.

12

Наконец то я могу попросить у тебя прощения. Сейчас. В этой столь неприсущей тебе тишине.
Прости что так редко прихожу… Ты не думай, я не забыл. Нет, малыш, просто много всего происходит. Даже не знаю что рассказать тебе… Вспоминаю наши встречи. Помню каждую в мельчайших подробностях. Ты ворвался в мою жизнь неожиданно и полностью перевернул мой мир. Когда ты приходил ко мне, я чувствовал запах свежего воздуха и мяты... Как давно ты не приходил ко мне... Ты менял девушек, как перчатки, ты бросал друзей и забивал на всех. Но почему-то меня ты не бросил. Я был единственным, что не менялось в твоей жизни. Я так хотел всегда быть рядом. А ты то пропадал, то появлялся, и я не знал, когда ждать тебя снова. Ты часто не отвечал на мои телефонные звонки. но я не обижался. Просто я понял, что ты появишься когда посчитаешь нужным. Однажды ты сказал мне:"моя жизнь - мой выбор". Эта фраза засела в моей голове, и я сам пробовал жить по ней... Но произнести ее гораздо легче... Наверное я слишком зависим от всего. А больше всего от тебя, малыш. И вот ты пропал снова. А ведь мы договорились встретится...
скажу честно - я обиделся и решил, что больше не буду скучать по тебе и попытался забыть. Прошло немало времени. А ведь в тот вечер… В тот самый, когда мы договорились встретится, я хотел сказать тебе что люблю... А ты... Ты просто не пришел... А еще тогда ночью мне приснился ты, а рядом с тобой маленький котенок с рыжим пятнышком на мордашке. Только спустя месяц я узнал, что тебя больше нет. Совсем нет. Ты шел тогда ко мне. Ты торопился, ты ехал из подмосковья... Из свидетельства я узнал, что ты переходил железную дорогу по путям. И черт тебя подери! Ты увидел маленького котенка на рельсах и бросился его спасать. И умер, его спас, а сам умер. Разве он стоил того? Малыш, скажи, разве стоил? Ты никогда не дорожил своей жизнью. А еще ты любил животных намного больше, чем людей... И вот сейчас я сижу рядом с тобой... Вернее рядом с твоей фотографией на этом стремном граните. А рядом со мной сидит кот. И у него твои глаза. Это, наверное,  сумасшествие, но у вас правда похожи глаза... Я подобрал его во дворе. Этот день был сороковой день без тебя... Я пришел сегодня не просто так, малыш. Я пришел сказать тебе, что я люблю тебя. Уверен, ты меня слышишь. Конечно слышишь... Тут так пахнет мятой...


Вы здесь » music » Стихи » Понравившиеся рассказы